Урррряяя!  menthol_blond - классик рускоязычного слэша в категории "ориджинал" за Медведково. Желаю писать еще много, долго и успешно. Вот такой я эгоистичный читатель. Лишь бы мне еще про Сашу с Тальбергом читать...
И еще в порядке бреда - хочу экранизацию Медведково. Причем, фотопробы уже начала: Только надо с некоторых фоток Владичку отрезать, а то он ни разу не Сашша.
Стол у окна, за столом какой-то очкарик с сигареткой. Приподнимает стакан, типа с бобовским фотоаппаратом чокнуться решил. Хорошо так чокался, кадров шесть, не меньше.
-- Это уже февраль?
-- Февраль, -- поспешно соглашается Боб.
Понятно. Тот студентик, значит. На экранчике, конечно, совсем уж все досконально не разберешь, но у меня зрение хорошее. Типаж вообще не тот. Моль бледная. Крысенок лабораторный. Боб совсем, что ли, сдурел?



Да вроде нет. Пацан-то невысоким оказался. Морда взрослая, а росточек как у школьника. Понятно, чего Бориса Евгеньевича повело. Такая вот лялька пьяненькая. Мечта педофила.



остальное под катомПотому как в комнату ввалился Тальберг. Или кто-то, жутко но него похожий, только нереально красивый, как с журнальной обложки. Подстриженный, упакованный в светлый костюм, пахнущий чем-то парикмахерским, типа лака для волос...



Тальберг, как назло, именно в тот день опаздывал и приволокся на урок в очках вместо привычных линз. И прозвище потом прижилось.



--- Саш, тебе мясо погреть? -- Тальберг крутил рычаги микроволновки, отгонял снующего под ногами Блэка, звенел чашками. И почти все время привставал на цыпочки, когда не мог вытянуть из шкафчика какую-нибудь жутко нужную фигню. Шурик бы и дальше торчал на пороге кухни, ничего не говоря, просто присматриваясь к этим стремительным и немного неуверенным движениям. Но от запаха теплой еды мутило, а дурацкий озноб скребся где-то внутри позвоночника.
ну, за этим в архив онлайнов.

На площадке одиннадцатого, под его дверью, спал Валька. Спиной к обивке, ноги на соседском половичке, разбитое лицо утыкается в воротник некогда светлого пиджака.


Он не закрывается. Не уходит от удара. Вообще. Как тогда, в больнице. Как в лифте, в комнате, на лестничной площадке. Когда притягиваешь Тальберга к себе. А засосы потом похожи на крошечные ожоги. Он только моргает. И начинает оседать, получив коленом в пах. Лицо такое, будто его сейчас вырвет. За плечи, и башкой об стену, со всей дури, несколько раз. А тело в твоих руках такое знакомое, податливое, мягкое. Отзывающееся. Твою мать, да у Тальберга разве что не стоит... Пока еще есть, чему стоять. Кажется. Сука. Ну какая же сука, а...


Наверное, можно было разглядеть еще что-то: смирно склоненную шею, плечи, которые все время кажутся холодными – и пока не обхватишь их ладонями и не начнешь греть, то не успокоишься, спину – напряженную не только сейчас, а всегда, по жизни; можно подумать, что нормальная осанка прибавляет Вальке пару сантиметров дефицитного роста...



Днем ты обшариваешь карманы маминых вещей. Находишь в плаще тюбик помады. Жирная, липкая. Губы как будто медом намазали. А цвет прикольный. Саша выдыхает, а потом проводит по слою помады языком.